Мне есть, от чего отталкиваться.
Есть у кого учиться хорошему, есть у кого учиться плохому («вам же нужны отрицательные герои?»). Нет, имён называть не буду.
Просто я знаю, что, во-первых, не надо говорить дольше, чем это могут выдержать музыканты в оркестре, те самые, что находятся у тебя за спиной, потому что карма восстанавливается долго и неохотно.
В во-вторых, не надо нести сентиментальную околесицу о неразделённой любви композитора к его музе, и длинной истории о том, что именно это стало причиной того, что гений не успел дописать симфонию, известную нам под названием «Недоделанная». Для этого жанра есть телевидение.
Слово «духовность» произносить тоже не рекомендуется, если в зале есть люди моложе восьмидесяти лет, потому что оно заставляет зрителя кукситься и лезть в фейсбук, в результате чего он выходит после концерта из зала с начисто высаженным аккумулятором телефона.
Я это всё излагаю к тому, что довелось выступить в качестве помеси музыковеда с конферансье.
Так вот, тема концерта - «Музыка XVIII века», то есть барокко и классицизм. От этих двух простых слов нормального среднестатистического слушателя развозит в хлам без аперитива.
Значит, надо просто объяснить, почему не развозит меня, вот и всё.
Исходная позиция заключается в том, что несмотря на то, что все эти Бахи, Гендели, Моцарты и прочие Вивальди с Гайднами, являются классиками и смотрят на нас с портретов в этих своих кудрявых париках уже три столетия (кто больше, кто меньше), когда-то они были вполне живыми людьми.
Поэтому я рассказал, что все они в той или иной степени были живыми, что Бах знал про Вивальди, Вивальди про Баха, оба слыхали про Генделя,
- рассказал про своеобразное чувство юмора Моцарта, крайне далёкое по качеству от уровня Оскара Уайльда, но при этом достаточно утончённое в музыке как таковой,
- про то, что несмотря на отсутствие в те времена чрезвычайно удобной функции копировать/вставить сочинение финала валторнового концерта в форме рондо заметно ускоряло процесс сочинения, тем более, что за очагом на коленях ползал заказчик и по условиям договора не мог оттуда вылезти до окончания процесса композиции,
- рассказал об идее и конструкции basso continuo, которая не только позволила композиторам эпохи барокко создать безумное количество разнообразной камерной и прочей музыки, но которая продолжает жить в современном джазе,
- про то, как Стравинский со свойственной ему бунинской бескомпромиссной прямотой сказал, что Вивальди четыреста раз сочинил один и тот же концерт, и ошибся, потому что сейчас найдено уже более семисот концертов Вивальди (их раскапывают с не меньшей скоростью, чем он их писал),
- про закон о люстрации 1701 года в Англии, в результате чего у Генделя произошёл совершенно безумный облом с работодателем, потому что «никогда не хамите приглашённому дирижёру - он когда-нибудь может оказаться вашим главным».
- про то, наконец, что все эти Карлы Филиппы Эммануилы, Вильгельмы Фридеманы, Иоганны Кристофы Фридерики, Иоганны Христианы и даже Готфрид Генрих, который «страдал лёгкой степенью слабоумия, хотя хорошо играл на клавире» и прочие Бахи не пальцем сделаны, а каким-то более естественным путём в перерывах между написанием кантат (не, ну не впрямую, конечно, изложил, но проницательному слушателю при незначительной экстраполяции и напряжении ума и фантазии это было очевидно)
- и про многое другое, про которое не рассказал.
Более того, описывая печальное окончание дней Антонио Вивальди, я обрисовал перелом эпох на более понятном примере более поздних времён, когда окончилась эпоха Исаака Осиповича Дунаевского и началась эпоха Александры Николаевны Пахмутовой. Понятно, что Союз Композиторов СССР не допустил бы нищенского существования лауреата двух Сталинских премий, но по существу это так.
А уж когда я донёс до аудитории мысль, что наработками великого композитора эпохи барокко по сей день с удовольствием используются попсовики от Таривердиева до Морриконе, то и Вивальди был выслушан с вниманием выше среднего.
Если бы мне, конечно, научиться говорить, чтобы хотя бы сурдопереводчик меня понимал…
Но букву р я выговариваю. Да и остальные тоже, хотя и без удовольствия.
Проблема в ином.
Проблема в том, что мысль-то уже сформировалась и закончилась, и мне уже всё понятно, а вот договорить её надо. Язык вербальный избыточен, бестолков и съедает массу времени. Великие ораторы потому и великие, что мысль длиной в 0,78 секунды ухитряются донести до слушателя часа за два, а самые великие и за пять.
А в норме-то у тебя уже следующая мысль появилась, а ты как придурок излагаешь предыдущую. А опора-то на диафрагму уже пропадает, потому что опоре тоже уже всё понятно и вот следующую мысль, по крайней мере, первые три-четыре буквы, она выскажет не хуже Левитана. Ко второму слову снова утратив к ней всякий интерес.
Нет, самое-то интересное было в антракте. Под сценой, в артистической я вёл важную, хотя и доброжелательную беседу, когда у меня зазвонил телефон. Я ответил жене (а это была именно она), что перезвоню ей, как только освобожусь.
Я так и поступил минуты через три.
Она сказала мне: «Поднимись на сцену».
Я и поднялся.
Как говаривал царь Ирод - «дети наше всё».
На сцене творился полный пиздец. Среди оставленных на время антракта скрипок, виолончелей, флейт и труб перемещались толпы детей, тыкая пальчиками в клавесин, дубася по литаврам и только чудом никто из них не споткнулся, скажем, о виолончель, чтобы упасть мордой, скажем, в альт.
Нет, а что прикажете делать?
Если бы я дал очередь из автомата, я мог бы испортить инструменты. Спугнуть этих низших приматов тоже нельзя было - они снесли бы всё нах.
Поэтому я тихонько подошёл к микрофону и объявил начало второго отделения концерта.
А ввиду своей неопытности я так и не решился назвать в микрофон родителей, которые всё это с умилением наблюдали, мудаками. Хотя и пожелал им мысленно в следующий раз сводить детишек в зоопарк. Примерно в этой стилистике. Пусть дети погуляют по вольеру.
А концерт был классный.
(А текст-то не мой. Текст-то Елены Алексеевой, которая описывает всё это более культурно с противоположной стороны процесса)
http://www.rewizor.ru/music/reviews/kompozitory-xviii-veka-v-orkestrione/
